Моя дочь считает, что меня стоит оставить, как наше старое кожаное кресло.

19 августа. Я провел ладонями по одному подлокотнику старого кресла, кожа которого периодически изнашивалась от первоначального темно-коричневого до песочно-коричневого цвета в результате многих лет бесчисленных рук, таких как моя, исследующих их поверхность. Холодный металл поцеловал кончики моих пальцев, когда они скользили по кнопкам по краям рамки. Они тоже были изношены.

Я вытащил тяжелый стул из гнезда у внешней стены нашей гостиной и осторожно провел его по твердой древесине — подушка, которую я положил на его короткие ножки, изящно скользившие по половицам — в положение перед телевизором. Стул стонал при движении, его стареющие кости из дерева и металла, несомненно, смещались прямо под слоями пены и шкуры.

Ставя стул на место, я сказал что-то вроде: «Вот и все». Я разговаривал и с ним, и с дочерью.

«Спасибо, папочка», — сказала последняя, ​​ее голос был полон волнения.

Вместо того, чтобы забраться на подушку, завернутую в тонкий слой ткани, а не в кожу, как, вероятно, сделал бы любой человек старше 7 лет, Арли перелезла своим долговязым телом через подлокотник кресла. Дерево громко пожаловалось на внезапную тяжесть.

«Арли, не делай этого», - сказал я несколько настойчиво, когда она погрузилась в подушки. «Это старый стул.

Надо быть осторожным со старыми вещами».

"Как ты?" она хотела знать.

Я мог бы раздавить лед своими прищуренными глазами.

«Нет. Не такой, как я», — сказал я. «Как этот стул. Когда вещи стареют, они с большей вероятностью сломаются».

«Ох», сказала она.

«Итак, сколько лет этому стулу?»

«Я не уверен», сказал я. Моя подруга и бывшая коллега, хорошо разбирающаяся в таких вещах — ну, знаете, в сидениях — сказала мне, что, по ее мнению, этому креслу может быть не менее 20 лет. Вероятно, оно было еще старше.

«Это мило», — сказала она мне после того, как я спас эту штуку. «Они больше не строят их так хорошо».

«У него нет сиденья», — сказал я ей, как будто она не могла видеть зияющую дыру там, где должна была быть основная подушка.

Она ухмыльнулась.

«Я вижу это», сказала она, или что-то в этом роде.

По сути, это было то же самое, что предыдущий владелец кресла сказал мне минут 10 назад, после того как я помешал ему разгрузить кузов его пикапа, чтобы спросить об этом.

Он поставил стул на тротуаре рядом с входной дверью антикварного магазина, в нескольких сотнях футов от того места, где я работал. Оно было немного в стороне, чтобы не мешало ему нести в магазин другие старые вещи — лампы, безделушки… старый письменный стол. Я предположил, что его план состоял в том, чтобы продать эти вещи.

«Сколько вы просите за этот стул?» — спросил я, когда он работал над расстегиванием веревок и ремней, которыми прикреплял предметы к кузову своего грузовика.

Он прекратил свои дела, чтобы посмотреть на кресло, и покачал головой, как будто оно недавно сообщило ему, что бросило медицинскую школу, или потеряло сознание, или что-то еще невероятно разочаровывающее.

«Ничего», сказал он. «Подушку сорвало на трассе. Это бесполезно».

Я посмотрел, где должна была быть подушка, но ее явно не было.

— Где именно его взорвало? Я сказал. Я ездил по шоссе ежедневно; Я думал, что смогу его найти.

Он пожал плечами.

«Шоссе», — сказал он.

"Что ты собираешься с этим делать?"

«Вынеси на свалку».

«Могу ли я получить это?» Я спросил.

«Подушка пропала», — снова сообщил он мне.

«Все в порядке», — сказал я, впервые проведя рукой по потертой коже его рук. "Мне это нравится."

«Это твое», — сказал он мне.

И это так. Мэнди накрыла блок мебельного пенопласта купленной в магазине тканью (по рисунку она представляла собой мавзолей из черепов и костей) и положила его на место своенравной подушки. Это не совсем соответствует, но это также не имеет особого значения. Сидит так же удобно.

«Ты мог бы купить новый стул», — сказала мне Арли, глубже устраиваясь в старых и новых подушках.

«Нет», — сказал я ей. «То, что что-то старое и немного изношенное, не означает, что его не стоит хранить».